Если
уж мисс Чандлер когда-то и была
соблазнительна, то было это лет двадцать
тому назад. Сейчас же её портила полнота.
Полнота исходила никак не от её физиологии,
а от излишне потребляемых калорий и
малоподвижного образа жизни. Её полнота
никак не сочеталась с той мисс Чандлер,
каковой она себя воображала.
Вот
и сейчас она сидела за столиком в кафе
напротив меня, уплетала местную сдобу
и пыталась со мною кокетничать, между
тем облизывая своим языком губы с
налипшими на них крошками.
Уж
совсем не было желания проводить своё
время в её компании, но репортёрская
работа порой сталкивает и с более
неприятными особами. Например, с её
подругой Огастой. Огастой Бейчик. Да,
именно той, которая убила своего бывшего
мужа и своего сына.
–
Они разбежались ещё в юности. Огаста
была уже беременна. Не знаю точно, что
там произошло, знаю одно, он её застукал.
– Мисс Чандлер доверительно подмигнула.
–
Неужели?
–
Да! Все знают, что Огаста в молодости
любила гульнуть! … Поэтому-то они так
быстро и развелись. И ведь ещё толком
неизвестно, чей это был сын. – Мисс
Чандлер снова подмигнула и лизнула губы
своим толстым языком.
–
Как же так случилось, что сын и отец,
если он, конечно, ему отец, оба оказались
в Бостоне в одном и том же месте через
много лет? – спросил я.
–
Никто вам разве не говорил, что Хьюго
был гением? Так вот и сынишка вроде бы
пошёл в папу …
–
Постойте, – перебил я её, – только что
вы сказали, что Макс не его сын? …
–
Я сказала, что ходили такие слухи. Но
никто не станет утверждать, что это так.
А в Бостон Хьюго уехал сразу после
развода. Устроился там в какой-то институт
и стал настоящим учёным. Ну таким, которые
глаз не сомкнут, не поразмыслив перед
сном хорошенько о чём-нибудь этаком. Ни
разу он не приезжал больше домой.
Наверное, стыдился. – Она хихикнула и
продолжила:
–
В нашем колледже Максу посоветовали
продолжить учиться в более приличном
месте. Все местные выпускники продают
либо автомобили, либо стиральные машины.
Ну или сидят за бухгалтерскими книгами.
Макс был не такой. Огаста рассказывала,
что учиться здесь ему было скучно. Он
уж наперёд знал, чему тут его могут
научить. Всё из книжек сам вычитал. Так
что уехал в Бостон тоже.
–
Как он узнал адрес отца? Огаста сказала
ему?
–
Что вы! - мисс Чандлер замахала руками.
– Они никогда не общались, и Хьюго,
пожалуй, и не знал, что у них родился
сын!
–
Но как же они встретились? - недоумевал
я. – Бостон это не ваша техасская деревня!
–
Знаете, у нас говорят, что яблоко от
яблони далеко не падает. – Завершила
моя собеседница и, кажется, она обиделась.
Теперь мне предстояло встретиться с
Огастой Бейчик, чтобы выяснить
обстоятельства дела до конца. Но, полагал
я, вряд ли она будет откровенна.
Вообще,
странно узнавать, что внешне добродетельная
христианская женщина любила вечеринки
и случайный секс. Именно так Огасту
охарактеризовала её подруга. Но не
следует забывать, что она совершила
двойное убийство. Так что под маской
добродетели скрывалась жестокая хищница.
Хьюго, как оказалось, был довольно богат.
Родни у него не было, так что все денежки
могли уплыть в кошелёк Огасты. Так
полиция и решила. Одно неясно, для чего
ей было убивать своего собственного
сына? Это я и желал разведать доподлинно,
а не строить различные теории, коих в
прессе развелось уже с добрую дюжину.
Марк
Конвой, её адвокат, согласился устроить
встречу с Огастой. И она согласилась
поговорить со мной.
–
Она очень расстроена, – сообщил он мне,
поглаживая свои волосы рукой. – Лишиться
сына … Самой его убить … Невероятно,
как она до сих пор держится. Ей грозит
пожизненное. У нас в Массачусетсе
смертная казнь не так популярна, как у
них в Техасе. Так что ей, можно сказать,
повезло. – Он поднялся из своего кресла,
встал к окну, руки сунул в карманы.
–
Узнайте у неё, зачем она это сделала …
Я так и не добился откровенности.
Возможно, вам она расскажет. Это же ради
неё. Я не знаю, как объяснить присяжным
её поступок. Всегда возможно смягчить
приговор, если известна истина.
Очевидно,
ей было, что рассказать. Наверняка, и
полиции она рассказала не всё. Так
случается, если вы признаёте свою вину,
сознаётесь в том да сём, не утруждаете
следствие поиском улик, сами всё
выкладываете им на блюдце, то у полиции
к вам более вопросов не возникает. Их
мало интересуют ваши мотивы. Главное
им, передать папку с вашим делом в
следующую инстанцию и получить
благодарность от начальства. Они не
станут выслушивать ваших слов о муках
совести или об иных терзаниях души, в
лучшем случае пропустят это мимо ушей.
Следует их и понимать. Их ушей на
ежедневные монологи оступившихся может
просто не хватить.
Мои
же уши репортёра специально предназначаются
для того, чтобы слышать всё, что другим
услышать не суждено.
Огасту
ввели скованной наручниками. Двое
крепких надзирателей считали её опасной,
либо таковы были правила заведения. И
согласно этих правил нас разделяло
толстое стекло. Через него я увидал
утомлённую красивую женщину. Её руки
высвободили и она села напротив меня.
–
Здравствуйте, – сказала она, – это вы
тот репортёр из Калифорнии, который
хотел меня видеть?
–
Да, это я, – я представился.
–
Пишите криминальные новости?
–
О, нет, – я улыбнулся, – это пройденный
этап. На сегодняшний день меня интересуют
более пространные истории.
Огаста
усмехнулась и я продолжил после паузы:
–
Ваше дело невероятно. Возможно, полицию
и устраивает версия, что вы совершили
это ради наследства вашего бывшего
мужа, но я понимаю, что заполучить его
деньги было возможно совсем иным и
безобидным путём, если бы они действительно
вас интересовали … Я подозреваю, что
вы скрываете некую тайну, которую вовсе
не желаете выносить на суд публики. Ведь
так?
–
Да, это так, – уверенно ответила она,
чем меня смутила, я не ожидал скорой
искренности, если, конечно, за её ответом
именно искренность и последует.
–
Это так, – продолжила Огаста. – Я могу
раскрыть правду, но если вы обещаете
сами хранить её в тайне от всех … Вас
устраивает?
Честно
говоря, такой вариант меня не устраивал.
Я не готов быть хранителем тайн, ибо
специальность моя предполагает срывать
с этих тайн и секретов завесы. Так что
её слова меня озадачили.
–
Я могу вам обещать, но не сдержать своего
слова, – сказал я.
–
Вы не похожи на того, кто способен
обмануть человека, стоящего одной ногой
в могиле. – Огаста была серьёзна.
–
Бросьте. Здесь крайне мало приговаривают
к смерти …
–
Это вы бросьте пороть чепуху. Люди не
имеют снисхождения к поступкам, в которых
обвиняют меня.
В
этот момент я понял, что история эта
куда более запутана, чем мне казалось
на первый взгляд. Преднамеренно ли она
отметила, что её обвиняют в происшедшем,
но не сказала, что она это сделала? Или
мне показалось? С годами я становлюсь
подозрительным. Или подозрительность
растёт от большего опыта общения с
людьми?
–
По крайней мере вы честны. Совсем такой,
как мой сын. – По её щекам скользнула
слеза, а глаза покраснели. Я испугался,
что она сейчас совсем расклеится. Однако,
Огаста, выросшая в религии и в трудах
на ранчо, взяла себя в руки.
–
Но поклянитесь, что всё останется между
нами …
–
Я не могу клясться.
–
Вы верите в Бога?
–
Не знаю, но знаю, что клятв должно
избегать, дабы не быть проклятым. – В
её взгляде сверкнул интерес к моей
персоне, и после моих слов она выпалила:
–
Могу вам сказать, что я не убивала ни
Хьюго, ни Макса. Но я готова пойти на
казнь. Готова ради … Готова, потому что
в их смерти виновна я …
